Показателем общественного положения самурая в социальной структуре феодальной Японии, особенно в эпоху Токугава, являлся его костюм. Самураи отличались от массы населения особым платьем, которое разрешалось носить лишь сословию воинов. Только в редких случаях (свадьба, похороны, большие праздники) в виде исключения и особой милости представителям низших сословий (торговцам, ремесленникам и т.д.) позволялось одевать хакама - принадлежность костюма самурая, в то время как на ношение церемониальной одежды буси был наложен для "низов" строжайший запрет, нарушение которого влекло за собой наказание.
В повседневной жизни самураи носили одежду, состоявшую из трёх основных частей: плечевого халата - кимоно, поясного элемента - хакама и накидки - хаори, имевшей такой же прямой покрой, что и кимоно. Все эти части (в комплексе - рэйфуку), исполненные в тёмном или чёрном цвете, могли также использоваться в качестве парадного костюма.
На верхнее кимоно, надеваемое на белое нижнее кимоно с узкими рукавами (косодэ), и хаори нашивались фамильные гербы (мон) самурая, считавшиеся привилегией господствующего класса. (Иметь герб и носить фамильное имя могли только представители японского дворянства (кугэ, букэ). С отменой этого положения, после революции Мэйдзи, право выбирать себе имя и герб получили все слои японского общества). Такая одежда с гербами называлась "монцуки". В соответствии с правилами герб нашивался на одежду в пяти местах: на спине, между плечами, на груди (справа и слева), на обоих рукавах. Однако были известны случаи, когда самураи заказывали себе верхнюю одежду, которая вся была покрыта вытканными или нанесёнными краской фамильными гербами. Такая одежда имела название "тобимон".
Фамильный герб (камон) представлял собой большую ценность для самурая, так как он был элементом родословной воина и передавался по наследству вместе с именем. Многие из родословных гербов буси имеют древнее происхождение, уходящее своими корнями в начало II тысячелетия н.э. и в ещё более раннее время.
В качестве гербов буси, "камон" первоначально появились на флагах. На доспехи и шлемы гербы начинают наносить уже в период Инсэй, эпоху правления экс-императоров (XI - XII вв.). Приблизительно с того же времени фамильные гербы стали изображать на холодном оружии (мечах), конском снаряжении, щитах и т.д.
Фамильные гербы часто жаловались феодалами самураям или просто переходили от сюзерена к вассалу, находящемуся у него на службе. В средине междоусобицы Гэмпэй белые флаги рода Минамото и красные флаги (и знаки) рода Тайра стали переходить в качестве личных знаков к подданным этих родов. То же произошло в провинции Мусаси в объединении Кодама, имевшем на своём знамени герб в виде круглого веера. Три клана, вышедшие из упомянутой партии, переняли этот герб, ставший затем у многих самураев фамильным.
Сюжетами для самурайских гербов могли быть небесные светила и элементы звёздного неба, представители восточно-азиатской флоры и фауны, предметы культа, геометрические фигуры и т.д., которые подчас наделялись магическими свойствами и должны были служить обладателю "мона" талисманом, спасающим от сил зла и неудач в жизни.
Поверх кимоно буси надевали хакама - юбко образные, часто плиссированные, штаны, похожие на широкие шаровары. Хакама были отличительным элементом одежды самурая. Они шились разной длины, что зависело от положения буси в социальной организации сословия. Если, например, рядовые самураи носили малые хакама (кобакама), то даймё и хатамото на приёмах у сёгуна появлялись в нагабакама, имевших длинные штанины, которые волочились по полу.
В военных походах и путешествиях хакама, а также длинное кимоно самураи поднимали и затыкали для удобства за пояс. Хакама могли заправлять и в наголенники.
На кимоно и хакама сверху надевалось хаори, как правило тёмного цвета. Несходящиеся полы хаори скреплялись спереди белым бантом, который гармонировал с белыми фамильными гербами. Хаори самурая имело особый покрой, отличительной чертой которого был небольшой разрез внизу на спине; в комплексе с хакама оно составляло японскиё официальный костюм - "хаори-хакама".
Во время важных церемоний самураи надевали поверх своего официального костюма ещё и плотную накидку без рукавов с накрахмаленными плечами, называвшуюся "катагину". Обычно хакама и катагину делались из одного материала. Такое сочетание образовывало камисимо - парадный костюм самурая, надевавшийся в особо торжественных случаях.
Выделялись самураи среди остального населения Японии также и своей причёской. Типы причёски являлись показателем социальной градации населения; всякое нарушение установленных правил грозило провинившемуся наказанием. Низшие сословия обязаны были носить только те причёски, которые определялись для них. Внутри сословий господствующего класса причёска была своеобразным мерилом, определявшим ранг человека. Высшая знать и даймё отличались от рядовых самураев; низшие самураи и челядь в свою очередь - от самураев, стоявших выше.
В древности причёска японского воина была проста, что уравнивало её с причёской основной массы населения. Волосы собирали в пучок и связывали шнурком в один узел на макушке или в два узла на висках .
Впоследствии буси стали выбривать переднюю часть головы и делать причёску, получившую название "сакаяки". Обычно такую причёску самурай начинал носить после обряда инициации - гэмбуку. Сакаяки делали самураи всех возрастов. Выбривание волос у лба представителями военного сословия было обусловлено заимствованием этого вида причёски у айнов, с которыми военные поселенцы VII - VIII вв. находились в тесном контакте.
В конце XVI в. самураи носили особую причёску с выбритыми у лба и на темени волосами. Волосы на висках, которые буси специально оставляли не сбритыми, получили в Эдо название "кобин" - "локон, оставляемый сбоку". Кобин был характерной чертой причёски самурая. Ремесленники и торговцы обязаны были сбривать его. В Киото и Осака причёска с выбритыми висками стала называться "дэбитай" - "выпуклый лоб". В то время как кобин свободно свисал с висков, все оставшиеся на голове волосы собирались назад и связывались в толстый узел (магэ).
В годы Бунроку (декабрь 1592 - октябрь 1596) после открытия порта Иокогама буси вернулись к старым обычаям, завязывая себе на голове большой узел волос. Горожане и крестьяне также примкнули к этой моде, однако их причёски, несмотря на подражание самураям, не были подобны магэ военных.
Бороду и усы самураи этой эпохи, как правило, не отпускали; щёки и подбородок, как и волосы у лба, брили ежедневно. Тем не менее в более раннее время борода и усы были очень популярны у буси, потому что бородатых мужчин называли мужчинами "с мерзким внешним видом", а это считалось необходимым для воина.
Вероятно, тем же было обусловлено изготовление военных полумасок с неприятным и отталкивающим выражением лица, снабжённых усами и бородой иногда неестественного цвета, которые должны были внушать ужас и отвращение противнику. Старинные описания приводили наиболее распространённый среди воинов вид стрижки бороды и усов: бороду оставляли только на кончике подбородка, концы усов опускались вниз, как у Сугавара-но Митидзанэ, и назывались "тэндзинхигэ".
Наиболее частой среди самурайской молодёжи этих же времён (эпоха Тэнна, сентябрь 1681 - февраль 1684) была причёска, называвшаяся "дзиин", т.е. "буддийский храм". Позднее, в годы Гэнроку, эта причёска несколько изменилась, но суть осталась прежней - волосы выбривались только на темени. У лба их оставляли, завязывали в маленький узел и объединяли с большим узлом, который делали на затылке.
Самураи, утратившие вассалитет и ставшие ронинами, или роси, не делали сакаяки и отпускали длинные волосы. Это являлось как бы внешним показателем отсутствия у воина господина (покровителя).
При посещении двора сёгуна и феодала самураи надевали головные уборы, которые должны были соответствовать их рангу. В повседневной жизни и во время путешествий буси носили большие конусообразные соломенные шляпы (каса), полностью скрывавшие их лицо. В такой шляпе самурай мог ходить по улицам города, занимаясь покупкой необходимого, мог войти и выйти из купеческой лавки не узнанным. В таких ситуациях самураи старались скрыть своё лицо, так как считалось позором иметь с торговцами какие-либо отношения, в том числе и посещать из лавки.
Самураи и ронины пользовались также плетёнными из соломы или бамбука шляпами амигаса, имевшими вид низкого широкого конуса. Такая шляпа имела в своей передней части небольшое плетёное окошечко, позволявшее видеть окружающее при скрытом лице. Иногда буси носили шляпу, сплетённую из осоки. Она называлась сугэгаса.
Своеобразным был головной убор (тэнгай) членов братства "Комосо" - ордена странствующих монахов, в который принимали только самураев. Его плели из бамбука и придавали форму пчелиного улья. Тэнгай предпочитали носить и многие ронины.
Во время непогоды и при ярком солнце самураи употребляли складные зонты (каса), изготовленные из бамбука и промасленной бумаги.
Обычной обувью, носимой сословием воинов, были гэтта - соломенные сандалии на кожаной подошве или плетёные сандалии - дзори. В дождливую погоду применялись деревянные гэта или асида, различавшиеся по высоте цокольных опор. К этой обуви прилагались цумагакэ - кожаные щитки со шнурами для защиты пальцев ног от дождя и грязи.
Все указанные виды обуви были снабжены ремнями и приспособлены для ношения специальных носков с вырезами для большого пальца - таби.

Первые известные нам японские мечи относятся к периоду Яёй: 300 г. до н. э. – 250 г. н. э. Это были бронзовые литые клинки, а также каменные мечи и кинжалы. Впрочем, последние, по всей видимости, являлись ритуальным оружием. Бронзовые мечи были, как правило, прямые однолезвийные, с длиной клинка 50-70 см. Уже в то время меч в Японии обожествляется, как «тело бога», ему приписываются магические свойства. К началу третьего века на острова японского архипелага прибывают многочисленные китайские эмигранты, которые привезли с собой много кованого железного оружия, которое быстро вытеснило бронзовое.

Мечи периода Кофун (III – VII в. н. э. ) были трех образцов – японского, китайского и корейского. Как правило, они были однолезвийные, хотя встречаются и обоюдоострые, с прямым клинком, иногда длиной до 80 см. Большая часть из них имела рукоять на одну руку, и как следствие – развитое навершие-балансир в виде кольца, луковицы, октаэдра, с драгоценным камнем и т. д. Меч с кольцом – канто-но тати можно видеть у главного героя в анимэ «Принцесса Мононокэ». В это время изготовление мечей идет по прямым государственным заказам большими объединениями мастеров. Сохранилось немало мечей этого периода практически в рабочем состоянии. В это время мастера учатся управлять содержимым углерода в стали и применять приемы кузнечной сварки – изготовления клинка из пакета стальных и железных пластин. В армии применяются длинные однолезвийные корейские мечи (корай-цуруги) и более распространенные обоюдоострые китайские прямые мечи кэн. Люди невысокого положения носят короткие однолезвийные варабитэ-катана. Всеми японскими мечами этого периода можно наносить как рубящие, так и колющие удары. В общем, форма клинка и способ применения не отличаются от азиатских мечей той эпохи. Вот характеристики одного из наиболее известных мечей той эпохи, хранящегося в храме Хорюдзи, провинции Ямато: длина клинка – 60.7 см, ширина у основания – 2.2 см, хвостовик – 10 см. Обе стороны имеют широкие желоба, клинок богато инкрустирован золотом.

В период Нара (645-781 гг) делаются, как правило, однолезвийные мечи с прямым или очень слабо изогнутым клинком. Они имеют рукоять для двух рук, часто изогнутую от клинка. Таким мечом уже можно было наносить секущий удар. В эту пору развиваются японские технологии изготовления композитной оружейной стали – пакета из многих (до нескольких тысяч) слоев стали с различным содержанием углерода, методы заточки клинка и закалки режущей кромки с использованием специальной пасты. В это время в названиях мечей существует некоторая путаница, разобраться в которой до сего момента невозможно. Термины тати и цуруги в это время взаимозаменяемы. Происхождение этих слов – спорно. Не менее древним является и слово катана. В это время в Японии существует государственная монополия на изготовление мечей. Большая часть оружия хранится в арсеналах и выдается войскам на время войны. Мечи этого периода широко ценятся и за пределами страны, в частности, экспортируются в Китай.

Традиционный японский меч, так, как мы его представляем и как он показан в большинстве исторических и псевдоисторических фильмов, а также анимэ (sic!) сформировался, по всей видимости, в конце одиннадцатого – начале двенадцатого вв., во второй половине периода Хэйан (782-1184 гг) По-крайней мере, первый точно датированный меч с выраженным изгибом клинка датируется 1159-м годом, о чем свидетельствует надпись на его хвостовике. Начало периода было мирным, это было время утонченности, повышения уровня культуры, сдержанности в чувствах, время девиза «Некрасивое недопустимо». Формируется японская эстетика, своеобразное понятие красоты, процветает стихосложение. В 895 году Япония прерывает отношения с Китаем и Кореей, въезд и выезд из страны караются смертью. Вторая половина периода Хэйан полна кровопролитными войнами с аборигенами айнами, мятежными феодалами и завершается грандиозной все японской гражданской войной, в которой были уничтожен самурайский клан Хэйкэ. В это время формируется военное сословие Японии – самураи, буси (воины). Из вооруженных слуг они на века становятся вершителями судеб страны, высшим сословием.

Войны периода Хэйан характеризуются поединками конных лучников, а иногда и столкновениям целых конных толп. Какого-то строя, сложных маневров не существует. Поединок со стрельбой, а потом схватка на мечах наилучшим образом позволяют проявить себя и завоевать славу. Хэйан – золотой век японского меча, в это время создаются одни из лучших и красивейших образцов с непревзойденными качествами. Меч этого периода – двуручный, с весьма длинным, до 90 см и более клинком, что объясняется спецификой конного боя. Т. к. доспех в это время весьма плотен, то одним из способов достать противника становится укол в горло, что обусловило маленькую вершину клинка. Меч имеет небольшую овальную гарду – цуба, из стали, бронзы, или проклеенной кожи, как правило богато украшенную. Для обмотки рукоятей применяется акулья кожа и кожа ската. Научное описание мечей этого периода включает в себя 15 типов. Но кроме изогнутых мечей тати появляется и второй меч – малый меч косигатана, который не имеет гарды с длиной клинка до 45 см. Иногда вместо него или в дополнение носят кинжал танто. Мечи строго различаются оформлением оправ ножен, рукоятями и т. д., что дает возможность точно определить ранг владельца. Помимо боевых мечей (бу-но тати) существуют богато украшенные парадные мечи кадзари-тати, иногда с боевым клинком (маки-э-но тати), а иногда совершенно непригодные для боя, с клинком из расплющенного железного прута. В это время популярны также ножны сирадзая из шкур различных животных, придающие висящему на поясе мечу вид хвоста.

С клинками периода Хэйан связаны многочисленные легенды, они веками терялись и чудесным образом находились, ими убивали врагов, разбойников и иногда демонов (sic!). Наиболее известный и лучший меч Японии, Додзигири («Разрубатель Додзи») был откован кузнецом Ясуцунэ, предположительно в 11 веке, хотя традиция относит годы его работы к началу девятого века. Мечи этого периода помимо красоты отличаются невероятной остротой износостойкостью лезвий, считается, что они не требовали заточки, хотя это, конечно, невозможно.

Период Камакура

Сегунат Камакура просуществовал недолго, уже первый Камакурский правитель посеял семена ненависти и недоверия, затравив собственного брата Ёсицунэ – победителя Тайра, прекрасного полководца и просто неплохого человека. Но это время – лучшее, в истории японского меча. С точки зрения развития клинков, его можно разделить на до монгольский и послемонгольский периоды. До попытки вторжения 1276 г. мечи Камакура не отличались от мечей позднего Хэйан. Это длинные слегка изогнутые тати, с изгибом «возле поясницы» (т. е. изгиб меча подвешенного на поясе, находился в районе поясницы воина), совершенное оружие поединка конных воинов. Однако первые же столкновения с монголами на о-вах Цусима и Ики, а также в гавани Имацу, показали, что во-первых, меч Хэйан с трудом прорубает качественный доспех воинов Хубилая. Кроме того, тактика монголов, сражающихся организованными массами (самураи были неприятно удивлены, когда на обычные понты отдельных всадников в стиле: «Я третий сын младшего офицера Стражи Левого Крыла Императорского дворца такой-то такой-то, кто достоин сразится со мной?» монголы отвечали градом стрел и дружной атакой). Меняется стиль боя, уходят в прошлое поединки знатных конных лучников, появляется очень широкий и толстый меч икуби-киссаки-но тати. Такими мечами практически нельзя работать одной рукой, он предназначен для разрубания стального доспеха или доспеха из многослойной проклеенной кожи. Однако абордажные схватки и тесные свалки той эпохи сделали также популярными короткие клинки кинжального типа и короткие (менее 60 см) мечи кодати.

В этот период Япония еще богата, спрос на хорошие клинки велик и, главное, за них платят. Кузнецы ищут новые способы ковки и закалки, большинство из которых впоследствии были утеряны. В это время утверждаются пять стилей мечей Го-ка-дэн, отражающихся в форме, изгибе, толщине клинка, способах закалки, форме хвостовика и многом другом. Названия стилей – Ямато, Ямасиро, Бидзэн, Сагами и Мино. Клейма и надписи на хвостовиках мечей удостоверяют их принадлежность к той или иной мастерской, несут имя кузнеца, а также более поздние надписи официальных лиц, призванных выявлять происхождение клинка и удостоверять его.

Интересно, что величайший из мастеров-кузнецов Японии, живший как раз в конце периода Камакура ставший для японцев олицетворением мастерства, недостижимого совершенства, Окадзаки Горо Нюдо Масамунэ вообще не считал нужным подписывать свои клинки, полагая, что знаток всегда отличит меч мастера. Из дошедших до нас 59 его клинков нет ни одного подписанного меча, подписано только несколько кинжалов танто.

Период Намбокутё

Гражданская война, начатая в 1318 г. императором Годайго привела в 1333 г. к падению Камакура, защитники города, во главе с последним сёгуном пали в бою, в 1338 г. сёгуном провозгласил себя Асикага Такаудзи. Над страной сгущались тучи.

В это время кинжалы танто вытесняются толстыми широкими короткими мечами о-дариба, которые носят вместе с тати. Таким клинком было удобно пробивать доспех в тесной схватке. Появляется двуручный мес о-дати с клинком более одного (нередко – до полутора) метров. В одном из святилищ провинции Этиго хранится меч длиной 2.25 метра с хвостовиком 50 см. Форма этих чудовищных орудий повторяет форму тати, несмотря на свои размеры они выглядят весьма соразмерно. Таким оружием можно было разрубить противника одним ударом, не заботясь о его доспехе. Меч такого типа носили за спиной, перед боем ножны отбрасывались, поэтому в большинстве случаев ножны о-дати не украшались. Люди низшего сословия носят короткие, до 70 см мечи утигатана с оплетенными рукоятями и ножнами. Качество клинков утигатана было весьма посредственным, посему относились к ним не так бережно, как к тати.

В это время популярны гарды из проклеенной бычьей кожи и на походе для защиты от дождя прятались в кожаный мешочек на ножнах. Но в целом, мечи этого периода уже уступают оружию Хэйан и Камакура.

Период Муромати – Сражающиеся Царства.

Постепенно правители отдельных провинций выходили из повиновения сёгунам Асикага, самурайское сословие исправно поставляло воинов (сословие буси составляло до десяти процентов населения страны, в других странах подобное количество потомственных профессиональных воинов было немыслимо), провинции сражались, вступали в союзы и все меньше обращали внимание на сёгунов и, тем более, на императоров. После убийства в 1461г. шестого сёгуна Асикага в борьбе за высший военный пост страны сцепились восток и запад Японии. В 1467 началась гражданская война, обескровившая обе группировки и окончательно раздробившая страну на множество мелких княжеств. На сцену выходят феодалы полководцы – Кэнсин, Такэда, Мори. Войны разоряли самурайское сословие, хотя и вызвали некоторый рост благосостояние горожан. Буси постепенно продают наследственную землю и уходят на постоянную службу к князьям даймё. В 1534 г. в семье мелкого феодала из провинции Овари рождается Ода Нобунага…

Несмотря на то, что этот период не дал таких мастеров, как Хэйан и Камакура, отношение к мечу среди благородного сословия не изменилось. Более того, набирает силу культ меча – души самурая. Несмотря на то, что многие военачальники и теоретики военного дела высмеивали стремление иметь во чтобы то ни стало дорогой меч известного мастера, феодалы собирают коллекции, мечи дарятся вассалам, мечи даже отправляют в качестве даров к китайскому императорскому двору.

В истории меча этот период известен в первую очередь тем, что появляется новый способ ношения меча, вскоре ставший основным. Тати подвешивался к поясу лезвием вниз, и для того чтобы выхватить его провести замах и удар требовалось три отдельных движения. Но в эпоху заговоров и предательских нападений потребовалось разместить меч так, чтобы выхватывание и удар совершались одним движением. Меч этого периода имеет изгиб в верхней части клинка – сакидзори, и носится такой меч лезвием вверх, ножны продеваются сложным образом сквозь широкий пояс. Этот новый тип мечей – утигатана, как раз и есть то, что мы привыкли называть самурайским мечом. Тем не менее, тати также выпускаются – их носят конники, а иногда и пехотинцы - на войне не приходится заботится о том, чтобы поразить врага внезапно выхваченным мечом. Меняется классификация мечей. Тати с длиной клинка более 75 см называют одати (большой тати), Утигатана разделяются на две категории: с длиной клинка более 60 см – катана, и менее 60 см – вакидзаси (буквально – «на боку воткнутое»). В ножнах вакидзаси помещаются также инструменты – игла когаи и маленький нож кодзука. Оформление ножен и рукоятей по прежнему служит обозначению ранга и должности владельца.

Клинки этого периода не отличаются таким высоким качеством, как оружие предыдущих эпох, постоянные войны подорвали экономику страны, многие школы были уничтожены. Зато развивается кэндо – искусство фехтования на больших мечах, развивается техника смертельного удара – побеждал тот, кто успевал первым выхватить меч и ударить.

Теперь немного собственно о способах изготовления и закалки клинков. Уже в древности основной техникой при изготовлении клинка стала многократная проковка многих (до сотен и даже тысяч) слоев стали с различным содержанием углерода. Такой пакет имел высокую гибкость и твердость, был стоек к излому и выкрашиванию, хотя, конечно, такой меч тоже мог сломаться. Интересным был способ закалки лезвия – клинок покрывался специальной термостойкой пастой, причем толщина слоя менялась от лезвия. Этим достигалась различная твердость собственно лезвия и всего клинка, составлявших, тем не менее, единое целое. После шлифовки линия лезвия приобретала более светлый оттенок – характерная черта японского меча. Форма границы закалочной линии (название этой линии - хамон), ее узор в различные эпохи и в разных школах были различны – от ровной, до волнистой и даже ломаной.

Согласно буддистскому обряду мертвое тело самурая сжигалось, а память о нем и о его подвигах начинала свою жизнь в сердцах его близких, обрастая множеством героических легенд.
И не было для этого сословия лучшего примера для подражания, чем благородный воин легко и просто расстававшийся с жизнью, во имя собственного достоинства и чести называться истинным самураем.
Поначалу самураи являли собой в основном представителей низших и средних слоев общества, с течением же времени они постепенно начали выделяться в отдельное привилегированное сословие, а к моменту объединения страны под властью сёгунов — в правящую элиту. В эпоху Токугава (1603—1867 годы) окончательно утвердились основные принципы отношений в обществе а также права и обязанности четырех японских сословий. И если еще в период Адзути-Момояма (1568—1600 годы) рядовой воин, обладавший изрядным честолюбием, вполне мог стать даже сёгуном, а обыкновенный крестьянин — преобразиться в воина, то с установлением диктатуры Токугава такие трансформации стали абсолютно невозможными.

Сословное деление японского общества происходило по следующему принципу на первом месте находились самураи, затем шли фермеры-крестьяне, обеспечивавшие все общество необходимыми продуктами питания, далее — ремесленники, занимавшиеся изготовлением мечей, доспехов, посуды, мебели, одежды, изящных произведений искусства, а на последней, низшей ступеньке классовой лестницы находились торговцы, считавшиеся тунеядцами, поскольку ничего не производили. Для самурая общение с ними считалось недостойным.

Вне сословий стояли представители духовенства и парии — люди «без рода и племени», которые занимались самой тяжелой и грязной работой и делились, в свою очередь, на эта (от японского — «много грязи») — наследственно отверженных, занимавшихся «нечистым» трудом чисткой выгребных ям, убоем скота, выделкой шкур, погребением трупов; хинин (от японского — «не люди»), которые были бродячими артистами, знахарями, бродягами и нищими. Хотя после обряда очищения они имели возможность переходить в другой класс. Над всеми этими сословиями номинально стояли император и придворная аристократия. Гораздо позже, уже в XVII—XIX веках, это деление стало выражаться словом «синокосё», состоявшим из четырех иероглифов, как раз и обозначающих все эти сословия.

Император, с середины VII века носивший титул тэнно — «Сын Неба», хоть и лишившийся реальной власти, тем не менее оставался для японского народа олицетворением его божественного происхождения. Еще с конца XII века императоры были фактически лишены возможности вмешиваться в политические дела, проводя свое время в основном за сложением стихов, занятиями различными искусствами и играми. Фактическими же властителями империи были сёгуны. Несмотря на то что императорской столицей был город Киото, сёгун, будучи человеком военным, производил управление страной из «собственной» столицы — «бакуфу», получившей такое название по аналогии с устанавливаемым на поле сражения полевым штабом (бакуфу) — матерчатым холстом, закрепленным на шестах, который закрывал командующего от стрел и пуль неприятеля. Со сменой сёгуна столица переезжала на другое место, давая имя новому историческому периоду. Во времена правления сёгунов из семьи Минамото (1192—1203 годы) столицей была Камакура, а при Асикага (1338—1573 годы) она вернулась в Киото, где в районе Муромати находилась их резиденция. С приходом в 1582-м к власти Тоётоми Хидэёси его резиденция переехала сначала в замок Адзути, а затем — в Момояма. И наконец сёгун Токугава Иэясу перенес центр власти в основанный им в 1603-м город Эдо (ныне — Токио), остававшийся столицей сёгунов Токугава до 1868 года.

Структура самурайского сословия
Иерархическая система самураев имела коническое «построение» — самую верхнюю ступень занимал сёгун. В эпоху Токугава элитой среди даймё — «большое имя» (крупные землевладельцы) — были наиболее приближенные к сёгуну представители трех ветвей фамилии Токугава — госанкэ («три благородных семейства») из провинций Кии, Овари и Мито. Именно из представителей этих семей выбирался новый сёгун в том случае, если предыдущий не оставил после себя наследника. Далее шли три минимально приближенные к сёгуну Токугава, а потому менее значимые фамилии — санкё («три дома сеньоров») Таясу, Хитоцубаси и Симидзу. Верхний слой замыкали 176 семей фудай-даймё, бывшие союзниками Токугава еще до его прихода к власти, а также 86 семей тодзама-даймё, примкнувшие к нему после. Средний слой составляли сёмё — «малое имя» (мелкопоместные феодалы), а еще те самураи, которые были особо преданны непосредственно сёгуну — гокэнин (15 000 человек) и хатамото (5 000 человек). За ними следовали вассалы вассалов — байсин, подчиняющиеся местным феодалам, а последнюю ступень иерархической лестницы занимали рядовые воины, называвшиеся асигару — «легкие ноги». К началу XVII века число всех самураев и членов их семей составляло около двух миллионов человек, то есть около 10 % всего населения Японии.

Положение и статус самураев обуславливались размерами их годового дохода или получаемого в рисовом эквиваленте пайка, мерилом для которого служила особая единица — коку, равная 160 кг риса. Такое количество вполне обеспечивало потребности одного человека в рисе в течение года. Самым крупным, а следовательно, и самым богатым землевладельцем был, естественно, сёгун. В 1598 году размер его дохода превышал 2 557 000 коку, а всего же доходы сёгунов в разные периоды эпохи Токугава составили от 13 до 28% от годового дохода всей страны. В то же время доходы всех князей даймё (около 250 человек) равнялись примерно 70—76%.

Самураям-вассалам сёгуна и даймё также выплачивался рисовый паек. Все расходы, связанные с их жизнью и службой (питание, покупка доспехов, оружия, одежды, содержание семьи), погашались из этого пайка. Хатамото («те, кто под знаменем») получали от 500 до 10 000 коку в год, гокэнин («люди благородного дома») довольствовались получением пайка, максимально доходившим до 500 коку (в среднем — 100) в год. Низкоранговые самураи, находившиеся в прямой зависимости от даймё и сёмё, получали не более 30. Размеры пайка напрямую были связаны с доходами их сюзеренов он мог быть или уменьшен, или увеличен, в зависимости от объема собранного в его провинции урожая.

С приходом к власти сёгуна Токугава Иэясу была создана оригинальная система, позволявшая четко контролировать всех крупных феодалов и пресекать попытки покушения на свою власть. Каждый даймё должен был несколько месяцев в году проводить «в гостях» у сёгуна в Эдо. Переезд из провинций занимал порой долгие месяцы и являл собой зрелище в высшей степени красочное. Снаряжение этой процессии, состоявшей в зависимости от ранга даймё от сотни до нескольких тысяч человек, требовало немалых затрат, что тоже ослабляло феодалов. Бывало даже, что по дороге на обеспечение роскошного шествия кончались деньги, а потому зачастую приходилось просить помощи со стороны. Так что высокие подданные постоянно находились либо в своих резиденциях подле сёгуна, либо в пути. К тому же семьи даймё постоянно проживали в Эдо практически в качестве заложников такое положение дел уводило вспыльчивых князей от мысли предать своего господина в военном походе.

Перед домами самураев во время праздника мальчиков Танго-но сэкку обязательно вывешивались боевые флаги с изображенными на них родовыми гербами, а для отпугивания злых духов у входа выставлялись алебарды и копья. Простые горожане, не имевшие родовых гербов и боевого оружия, придумали свое решение для украшения жилищ в период праздников. Так как в Японии карп всегда был символом мужественности, отваги и целеустремленности и только ему было под силу, плывя против течения, преодолевать мощнейшие

водопады, то кои-нобори — конусообразные полоски ткани, сшитые посередине, изображающие карпа и вывешенные на шесте, были призваны показывать всем окружающим, сколько в той или иной семье родилось мальчиков. Самый крупный — «черный карп» олицетворял отца семейства, синий — мать, остальные «карпы», поменьше, — количество мужского потомства. Интересно, что развевающиеся на ветру кои-нобори быстро получили распространение и в самурайских домах.

От рождения до смерти
Сразу после рождения мальчика и присвоения ему имени в дом самурая приходили многочисленные гости с подарками, самыми распространенными из которых были два веера, походивших на самурайские мечи и предвещающих славное будущее маленького воина. В первые годы жизни мальчику предстояло пройти множество ритуалов и обрядов — первое состригание волос, первое вкушение мяса и рыбы, первые шаги в «благоприятном направлении». По достижении четырех лет совершался обряд первого надевания широких шаровар хакама — отличительного атрибута взрослой жизни.

Особенно пышно отмечался праздник Танго-но сэкку, приходящийся на 5-й день 5-го месяца и посвященный тем мальчикам, которым еще не исполнилось 15 лет. Чтобы подготовить детей к достойной предков славной и героической жизни и как можно раньше приобщить их к культу оружия, преподносимые им в дар предметы носили ритуальный характер. Обязательными подарками являлись игрушечные мечи (катана и вакидзаси), маленькие доспехи и куклы, облаченные в них. И хотя все они были не чем иным, как игрушками, играть в них детям не разрешалось — эти предметы, даже будучи в игрушечном исполнении, должны были внушать маленьким самураям неизменное уважение, приобщая их к жизни и законам самурайского сословия. Самурайским отпрыскам рассказывали о прошлых сражениях и славных деяниях их предков, прививая почитание своего рода, а также преданность господину. Повзрослев и став истинными самураями, они должны были перед смертельной схваткой вспомнить эти давние уроки мужества и патриотизма и успеть громким голосом перечислить подвиги своих пращуров. Воины, готовые умереть за своего господина, должны были быть твердо уверены, что их потомки так же упомянут и их имена, и их деяния.

Самым важным и последним из ритуалов, происходивших в жизни мальчиков, становилось достижение ими 15-летнего возраста. Именно в этот период мальчик входил во взрослую жизнь через обряд гэмбуку — совершеннолетия. В торжественной обстановке юношам состригали волосы в прическу сакаяки, чтобы они могли надеть головной убор, называющийся эбоси. На роль главы инициации обычно приглашали самого знатного в округе самурая, достаточно часто также «родителем эбоси» становился сюзерен отца мальчика — таким образом оформлялись отношения сюзерен—вассал между новым мужчиной в клане и его господином, становившиеся своеобразной клятвой верности. Юноша во время инициации получал новое, теперь уже «взрослое» имя.

В богатых аристократических семьях происходил церемониал надевания особого головного убора каммури — «короны», отсюда пошло другое название этого обряда, бывшее в ходу в высшем обществе какан — «надевание короны».

В заключение церемонии, ознаменовывавшей наступление совершеннолетия, юноше торжественно вручалось его второе «Я» — пара мечей. И именно с этого момента он становился абсолютно самостоятельным человеком, способным определять всю свою дальнейшую судьбу жениться, заводить детей, поступать на службу.

Анатомия воспитания самурая
На будущего самурая как на неустрашимого и храброго воина возлагались очень большие надежды, и потому его воспитание начиналось с самого раннего возраста. Главной наукой, внушаемой каждому ребенку из самурайской семьи, считалась «нечувствительность» к страху смерти и всему, что с ней связано. Для того чтобы привить это качество, мальчиков отправляли ночью на кладбище, специально заставляли присутствовать на казнях, посылали в те места, где, по поверьям, обитали демоны, духи и привидения, коих в мистических японских представлениях было великое множество. Причем от мальчиков требовалось не только присутствие в непосредственной близости от того места, где происходила чья-то насильственная или естественная смерть, они обязаны были в качестве доказательства своего равнодушия к этому акту на голове или теле свежего трупа, в крайнем же случае — на могильном камне, поставить собственный опознавательный знак.

Маленьким самураям очень часто приходилось выполнять и тяжелую физическую работу. Согласно конфуцианским традициям ребенок ради родителей не должен был никоим образом жалеть себя. Доходило до того, что мальчик, у которого заболели родители, мог в самый жесточайший мороз растапливать лед на реке собственным телом, для того чтобы добыть для них воды, или, например, спать абсолютно голым, чтобы голодные москиты бросались именно на него, а не на отца с матерью.

Обучение самурая продолжалось с самого раннего детства и до совершеннолетия. В программу подготовки входили техники владения различными видами оружия и рукопашного боя, форсирование водных преград в облачении, состоявшем из полного комплекта доспехов, а также обучение приему подавления морального духа противника с помощью особого боевого крика. Для отпрысков знатных фамилий обязательными дисциплинами считались верховая езда и форсирование рек на лошади. Не менее важным было и изучение классической литературы, и прививание навыков традиционного для японцев стихосложения. Однажды в ходе разговора, случившегося между двумя самураями, один из них взялся утверждать, что изучение литературы — это просто пустая трата времени, другой же в ответ на это заметил «Боевые искусства — это наша правая рука, а литература — левая». И это было сущей правдой, ведь умение слагать стихи порой спасало жизнь, которой самураи, впрочем, не очень-то и дорожили. А вот великий японский воин Минамото-но Ёсииэ (1039—1108) всегда щадил своих врагов, сумевших достойно ответить на его короткие стихи своими виршами. Да и имя знаменитого во всей империи строителя Эдоского замка — Оота Докан — вряд ли бы осталось известным новым поколениям японцев, не найди он оригинального ответа на поэтические излияния стоящего над ним противника с занесенным для смертельного удара мечом.

Надо сказать, что самой почетной и красивой смертью для самурая считалась гибель на поле сражения, ведущегося во имя защиты своего господина. Пленение было страшным позором и говорило о том, что самурай, не сумев совладать с чувством страха и предпочтя жизнь смерти, проявил непростительное малодушие.

Абсолютно противоположным примером умения владеть собой, выказывавшим редкое мужество и презрение к смерти и позволявшим выглядеть достойно не только перед своим господином и родственниками, но и перед противником, являлось вспарывание себе живота, известного как харакири, или сэппуку, — эта разновидность смерти считалась для самурая в высшей степени благородной и почетной. Ведь далеко не каждый из воинов мог собственноручно, недрогнувшей рукой воткнуть себе в живот кинжал и сделать сначала горизонтальный разрез, прорезавший внутренности, а затем — вертикальный, доходящий до диафрагмы. Если же желанная смерть по тем или иным причинам все же не наступала, самураю приходилось протыкать себе горло.

Одежда
Как среди сословий, так и внутри самурайского класса не только отношения, но и виды облачения были строго регламентированы. Одежда из шелка была привилегией исключительно представителей высших классов. Крестьяне могли носить только набедренную повязку и груботканую конопляную или хлопчатобумажную одежду.

Повседневная одежда самурая состояла из нескольких деталей, сразу отличавших его от остальных граждан империи. Кроме двух традиционных мечей, заткнутых за широкий пояс, самурая выделяла одежда совершенно особого покроя, называемая рейфуку и состоявшая из широких шаровар — хакама, кимоно

с короткими рукавами — косодэ, поверх которого надевалось еще верхнее кимоно, завершала одежду хаори — накидка с короткими рукавами. Ношение полного самурайского облачения представителями других сословий было строжайше запрещено. Вероятно, потому, что на верхнюю самурайскую одежду

(обычно хаори) в пяти местах (два — на рукавах, два — на груди, один — на спине) нашивались небольшие фамильные гербы того рода, к которому самурай принадлежал. Герб был привилегией представителей исключительно высшего общества — самураев и аристократии. Однако некоторые детали костюма, а

именно хакама (на них герб не ставился), в особо торжественных случаях дозволялось надевать ремесленникам и торговцам. Те элементы комплекта, на которых носились родовые гербы, назывались монцуки, или «одежда с гербами».

Самурайский веер, разделенный на железные секции, служил не только опахалом, но и хорошим средством защиты при возможном нападении.

На ноги самураев надевались таби — плотные белоснежные носки с отделенным большим пальцем, разновидность обуви зависела от обстоятельств, в которые попадал самурай. В походы надевались простые соломенные сандалии — варадзи,

в дождливую погоду, чтобы не запачкать таби, использовали гэта — деревянные сандалии на колодках, сбоку напоминающие по форме букву «П». Переход с летней формы одежды на зимнюю происходил в 1-й день 9-го месяца, а с зимней на летнюю — в 5-й день 5-го месяца.

Доспехи
Японские воины применяли доспехи в виде цельнометаллических нагрудников и шлемов еще в период Яёй. Но вместе с прогрессом технологии обработки железа и усовершенствованием техники изготовления оружия менялись и доспехи, призванные защищать от него. Период расцвета искусства изготовления доспехов пришелся на эпохи Хэйан и Камакура — время зарождения самурайства, и с тех пор они почти не менялись. Некоторые изменения коснулись их внешнего вида только в конце периода Адзути-Момояма (1573—1603), что положило начало двум их разновидностям — ёрои, изготовленные до XVI века, и гусоку — военное облачение более поздних периодов.

Доспехи надевали непосредственно перед сражением или в особо торжественных случаях. В остальное время они бережно хранились на почетном месте. В походах же, в зависимости от размера лат, их носили или в лакированном ящике за плечами, придерживая обеими руками, или в специальном сундуке, который несли двое слуг.

Помимо шнуров определенного цвета, которыми скреплялись доспехи, другим опознавательным знаком самурайских группировок на поле боя были небольшие флаги с родовыми гербами — сасимоно, крепившиеся на задней части домару, и гербы на шлеме.

Крупные военачальники в особых случаях, таких как начало сражения, посольство или визит к господину, надевали поверх доспехов безрукавную хлопковую накидку — дзимбаори. Прерогативой военачальников высокого ранга был металлический боевой веер гумпай для руководства ходом сражения и самозащиты.

Кирилл Самурский
http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/458/

   Они были красивы неземной красотой, как сказал поэт. Да-да, самураи, будучи мужественными аскетами, наряжались, как барышня на выданье. И для каждой тряпки у них было свое название, и каждый элемент костюма означал очень многое. Не говоря уже о бантиках и локонах...
       У европейских народов есть правило, что настоящий кабальеро должен одеваться не столько хорошо, сколько быстро. На самураев это правило не распространялось. Они тратили бездну времени, чтобы замотаться в разные тряпки, одних названий которых наберется на трехтомный словарь. И так трогательно помогали друг другу завязывать на спине тесемочки, которыми крепился панцирь!
       В эпоху Токугава самураи стали выделяться особым видом штанов — хакама, которые разрешалось носить лишь воинам. Мирным гражданам позволяли покрасоваться в таких штанах только в исключительных случаях. Например, жених надевал хакаму на свадьбу и весь день ходил настоящим самураем. Но носить церемониальную одежду буси простым людям не разрешалось ни под каким видом — пусть он хоть сто раз женится.
       Хакама были действительно феноменальными штанами: юбкообразными, плиссированными, похожими на широкие шаровары. Между прочим, все дело было в их длине. Чем длиннее хакама, тем влиятельнее их хозяин. Простые самураи ходили в относительно коротких штанах, именуемых кобакама (малые хакама). А вот разные даймё на официальных событиях появлялись в нагабакама — супердлинных хакама, штанины которых волочились по полу. Так что у правителей была задача не запутаться в собственных штанах. Простые же воины, отправляясь в походы, затыкали полы хакамы за пояс или заправляли их в наголенники. Короче, подтыкали подол, извините за неуместное, но точное сравнение.
       Знатные самураи на официальные приемы надевали черные кимоно с пятью гербами. Такая одежда называлась "монцуки". Некоторые щепетильные самураи заказывали одежду, сплошь покрытую гербами. Такой прикид назывался уже не монцуки, а тобимон, что, согласитесь, гораздо круче.
       Повседневная одежда самураев состояла из трех частей: плечевого халата — кимоно, тех самых харизматических шаровар — хакама и накидки — хаори. Всё это вместе называлось рэйфуку. Еще для торжественных случаев полагалась "катагину" — плотная накидка без рукавов с накрахмаленными плечами. И дополнительно — куча разных шмоток, которые все и не перечислишь. А если полы накидки хаори расходились спереди самым беспардонным образом, самураи скрепляли их белым бантом. Так и ходили с бантами...
       Самурайская прическа — это, вроде, проще простого. Зачесал волосы на висках, выбрил темя, собрал пучок на затылке, и ты уже самурай. Но главное — это "кобин" — "локон, оставляемый сбоку". По нему узнавали самурая. Тогда как ремесленники, торговцы и прочий пролетариат обязаны были свой кобин нещадно сбривать. Короче говоря, вот такие они были — прекрасные и ужасные японские воины: с пучком на затылке, в плиссированной юбке и с бантиками.

Тигр на животе

       Но самой характерной "одеждой" самураев была... татуировка! На своем теле они гравировали сакральных зверей, разных чудищ и лики богов. Самый популярный герой самурайских татуировок был, конечно, тигр, олицетворяющий силу и отвагу. Известно, что легендарный правитель Японии Дзимму (660-585 год до н.э.) был покрыт такими эффектными татуировками, что царица Сенойатара, едва увидев их, без памяти влюбилась в героя (надо полагать, они повстречались на пляже) и принялась сочинять поэму в честь его татуировок. Но самое главное в японских татуировках, что их наносят с учетом сокращения мышц. То есть во время физических упражнений или, скажем, в бою самурайские татуировки оживали. Стоило герою поиграть мускулами, как разные тигры и драконы начинали извиваться по его телу, как мультфильм. Царицам очень нравилось.

Служба сопровождения

       Настоящий самурай не оставит своего господина ни при каких обстоятельствах. Даже в том случае, если число его вассалов сократится со ста до одного. Мало того, эти воины не позволяли себе спать, лежа ногами в сторону резиденции своего господина. А если самурай сквозь сон слышал, что кто-то поблизости произносит имя его господина, он должен был немедленно встать, одеться и слушать дальше уже почтительно, стоя в полном боевом облачении.
       Собственно, с этими парнями была только одна проблема. Если вы ими дорожили, их буквально ни на шаг от себя нельзя было отпускать. Ведь если самураю вдруг показалось, что его господин даймё им не доволен, самурай не долго думая делал себе харакири. Посмотрел на него косо этот самый даймё, побранил за плохо вычищенную упряжь, а самурай уже за амбаром режет себе брюшную полость фамильным кинжалом. А на видном месте — записка, что, мол, уходя из жизни, сожалею только о том, что плохо вычистил упряжь своего господина. Бригада "скорой" разводит руками в том смысле, что зря побеспокоили: таких уже не лечат.
       Или вот еще был случай. Один великий даймё, мудрый и справедливый, всегда брал с собой на охоту своего верного самурая. Даймё, ясное дело, ехал верхом, а самурай бежал рядом. И вдруг, натурально, — тигр. И не просто так, а с недобрыми намерениями. Хочет съесть мудрого и справедливого. Самурай проявляет чудеса храбрости, но и тигр недешево продал свою жизнь. Поломал самураю хребет, бедняга не может идти. Тут его господин сходит с коня и велит посадить героя в седло и доставить в замок. Но в тот момент, когда его усаживают на коня, самурай умудряется заколоть себя кинжалом: ну не может он позволить, чтобы господин — мудрый и справедливый — топал пешком, а он, простой самурай со сломанной хребтиной, ехал на господском коне. То есть мужик конкретно уважил Правило Ствола и Ветвей — однозначно достойный поступок. Скромные они были.
       Из самураев получались отличные секьюрити. Современным телохранителям до них далеко. Нынешние назойливо маячат рядом со своим подопечным, ломятся с ним даже, извините, в туалет, тогда как самураи были просто образцом такта и деликатности. Например, в трактате Дайдодзи Юдзана "Будосёсинсю" так описываются действия самурая из службы сопровождения. Доехав до какого-то места, где господин решил остановиться на отдых, самурай первым делом шел "расспросить местных жителей, отметить все близлежащие холмы, рощи, усыпальницы и храмы". Ему следовало определить, в каком направлении идут пути отступления, в каком состоянии дорога. Через некоторое время он уже знал окрестности как свои пять пальцев. Это было полезно на случай покушения: самурай заранее изучал дорогу к безопасному месту, куда он спрячет своего повелителя.
       А если господин находился в гостях, самурай не норовил сесть за стол вместе с ним, заслоняя его наподобие шкафа и оправдывая свою наглость тем, что подобный беспредел оговорен в контракте с агентством. Дескать, в противном случае я никакой ответственности не несу... А самурай нес. Сторожил снаружи, за дверью, и нес! В смысле — ответственность. Если до его слуха доносился шум, самурай заглядывал внутрь, чтобы взглянуть на своего хозяина. Но свято соблюдал правило вежливости: "Увидев его, сразу же удались". Ведь никакой опасности нет: просто господа перепили саке или количество слогов в хайку не сходятся...
       Самураи до такой степени сжились с презрением к смерти и самопожертвованием, что на каждом шагу норовили умереть красиво. Как заметил герой г-на Акунина в известном романе, их, японцев, хлебом не корми, дай только чтобы кто-нибудь красиво умер... (За точность цитаты не ручаемся.) Недаром самым знаменитым изречением "Хагакурэ" стали слова: "Я постиг, что Путь Самурая — это смерть". В ситуации "или — или" самураю предписывалось без раздумий выбирать смерть. Так поступали самураи, что и привело к полному их исчезновению.

Напрасно мирные забавы...

       Ясное дело, нелегко работать самураем. С нашей точки зрения, один напряг. Но неужели такой железный парень с бантиком никогда не расслаблялся в свое удовольствие? Нельзя же сорок восемь часов в сутки ходить в атаку с катаной наперевес, а в свободное время стоять у дверей своего господина... А как насчет пивка попить, с девушками познакомиться, культурно развлечься и все такое? Да, они позволяли себе маленькие радости жизни — на свой, самурайский лад. Они писали стихи, составляли букетики, наряжались в шелка и... меняли имена — сообразно повышению в чине.
       Вообще, у самураев было много мирных забав...
       Во-первых, они женились. Ну, скажете вы, тоже мне развлечение. Но это вы так говорите, потому что не знаете, что это за чудо — жена-японка. Это создание всю жизнь преданно смотрит в глаза своему повелителю. Она живет с одной целью — угодить мужу. И потому всегда ласкова и обходительна. С такой женой мужчина — самурай он или торговец кимоно — чувствует себя центром вселенной. Причем постоянно. В ответ японская жена чрезвычайно редко слышит от своего самурая доброе слово, и потому воспринимает эмоции как тревожный сигнал.
       Кстати, не зря. Муж мог прийти домой и, между прочим, сказать: а знаешь, дорогая, мы сегодня делаем харакири. Причин для этого могло быть много. Например, самурай узнал, что его племянник по линии седьмой воды на киселе повел себя недолжным образом, предал Государя-Императора и съел Красную Шапочку. Он, самурай, узнав о таком деле, не может теперь жить с этим. Как вы думаете, что ответит японская жена своему мужу-самураю? Нет, она не будет вызывать психиатрическую неотложку. Нет, она не спросит о причинах такого решения. Она даже не поинтересуется, почему это он сказал "мы" делаем харакири, а не "я" делаю харакири. Она разве что предложит ему (самым обычным тоном!) сначала принять ванну, а потом скажет, что ужин готов. Поужинаем, милый, и за дело...
       Новость не будет для нее неожиданной: жена самурая тоже готова к смерти в любую минуту. Правда, женский вариант сэппуку был гораздо гуманнее. Если самураи вспарывали себе живот, то их жены перерезали себе горло (это называлось дзигай) или закалывали себя кинжалом в сердце. Кинжал, кстати, использовался особый — кайкэн. Как правило, это был свадебный подарок мужа. А если самурай брал в жены дочь самурая, то у нее заветный клинок уже был: папа-самурай подарил ей на день рождения, в честь совершеннолетия. Особым сладострастием считалось совершить сэппуку мечом мужа.
       Так они и жили. Как сказано в самурайском трактате "Хагакурэ": "Следовать по Пути искренности — означает жить каждый день так, словно ты уже умер".
       Зато у самурайских жен были очень красивые кимоно — узорчатые "ючикаке". Их надевали лишь по самым торжественным случаям. Скажем, на свадьбу, или на прием в императорском дворце.

Пища духовная

       Поесть всласть самураям почти никогда не удавалось. Куда ни шагни — то этикет, то традиции. Прежде чем отправить себе в рот рисовое зернышко с сырой рыбкой, надо столько обычаев уважить, что есть-то практически и некогда будет.
       У японцев принято есть каждому за отдельным столиком или за отдельным подносом. И любой трапезе предшествует созерцание еды. Надо сказать, что тут есть чем любоваться. Некоторые деликатесы подают на блюде, где из ломтиков рыбы выложена настоящая картина — летящий журавль или бабочка. А то и целый пейзаж, созданный из перламутровых кусочков рыбы. И обязательно миниатюрные цветы,
вырезанные из овощей: розы из морковки, ирисы из тыквы... Но не спешите пробовать на вкус пейзаж в тарелке. Это философское произведение, над которым настоящий самурай долго медитирует, прежде чем, наконец, пообедать этой философией. На созерцание горных вершин и морских волн в тарелке уходило немало времени. И никто не боялся, что кушанья остынут: рыба-то сырая...
       На старинных японских картинах частенько изображали трапезу самураев. Бросается в глаза некоторый диссонанс: огромные самураи, задрапированные в просторные кимоно, сидят за крошечными столиками, каждый — за своим. И на столике стоит перед таким великаном крошечное блюдечко с горсткой риса — кошачья порция, не более. А то и не риса, а каких-нибудь водорослей. И лица у воинов, понятное дело, зверские. Еще бы — это и есть обед самураев.
       Господам самураям подавали мизерные порции в деревянных коробочках. Конечно, пища была украшена согласно сезону и моде утонченного киотского двора — белой хризантемой, а на стене висел красивый иероглиф на рисовой бумаге, помогающий возвыситься духовно. Однако, намахавшись мечами, самураи испытывали волчий аппетит, долго созерцать рыбную Фудзияму им не хотелось. Поэтому они изобрели обычай съедать побольше мизерных порций, наваливаясь на еду с шумным одобрением и причмокиванием.
       Если пьянка (то есть, простите, утонченная трапеза) намечалась с гейшами, то девушек надо было развлекать чтением стихов. Причем — только что сочиненных. Некий профессор объяснял этот феномен отношений самураев с гейшами тем, что обычные добропорядочные жены-японки практически не требуют к себе внимания. Ну, ходит по дому, шуршит кимоно и угождает желаниям господина (здорово, правда?!), а господин ее и не замечает. А вот гейша — это, понимаете ли, особенная женщина, которой господин сам готов угождать — в меру своих возможностей. Умственных в том числе. То стишок расскажет, то цветочек подарит или чайную церемонию соорудит. В конце концов, самурай он или нет?!

Саби и Ваби

       Но нельзя же всё время кормить гейш сырой рыбой. Хотя, конечно, они это дело любят, но от чая тоже не отказываются. Да и сами самураи пристрастились к чайным церемониям. Для этой цели в XIV-XV веках устраивали специальные сады в сдержанном стиле карэсэнсуи (сухой пейзаж) с чайными домиками. Эта мода сложилась в тиши дзэн-буддийских храмов, она как нельзя лучше выражала суровость философии Дзэн, ставшей основой мироощущения самураев. Во второй половине XVI века устройство сада и архитектура чайного домика — все было подчинено принципам Саби и Ваби, означавшим безыскусную изящную простоту, в духе старины, и гармонию уединенного сада.
       Впрочем, все это дело обставлялось весьма забавно. Например, если чайный домик располагался по ту сторону ручья, то к нему вела извилистая тропинка, освещенная садовыми фонариками, а сам ручей следовало переходить по живописным замшелым камням. Романтично, не правда ли? Низенькая каменная чаша — тсукубаи — с непременным каменным фонарем поблизости была нужна для омовения рук. В домик нельзя было входить с оружием. Ведь создатель чайной церемонии — Мурато Дзюко — так сформулировал четыре ее принципа: гармония, почтительность, чистота и тишина. Каждый уважающий себя самурай заводил посуду для чаепития и часто дорожил чайником не меньше, чем своим мечом. Ибо обладающий лишь грубой силой не достоин звания самурая"...
       Еще высокопоставленные самураи, даймё, увлекались каллиграфией, музицировали и покровительствовали искусствам. А то, бывало, в перерывах между боями, когда устанут рубить головы, облачатся в драгоценные шелка и давай декламировать стихи собственного сочинения. Утонченные люди...

Хайиу в три ступеньки

       Говорят, что краткая стихотворная форма хайку появилась именно во время самурайских застолий с гейшами. Суши тогда подавали не так, как в большинстве современных ресторанов, а на особом деревянном мостике, похожем на деревенское крылечко — три ступеньки вверх, площадка и три ступеньки вниз. На этих ступеньках и на верхней площадке раскладывали суши, рыбу и рис, завернутые в зеленые листья. Причем на первой ступеньке было пять суши, на второй — семь, на третьей — вновь пять порций суши.
       Есть легенда, что некий остроумный самурай обратил внимание своих сотрапезников, что количество ступенек равно числу строчек в хайку, и предложил коллегам сочинить хайку, где количество слогов в строчках равнялось бы числу порций суши на ступеньках. Самураи принялись с жаром подбирать слова. Гейши, понятное дело, были в восторге...
       Так что неудивительно, что знаменитый поэт Басе был родом из клана самураев — поднаторели они в стихосложении.
http://aensland.narod.ru/Japan/stati/japans32.htm